Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?]
— Не думаю, что у него провал в памяти, — сказал фотограф, — но у меня создалось впечатление, что он не сказал всей правды…
— Актерам такое понятие незнакомо!
Высадив Джо у Сен-Жермен-де-Пре, Бруно связался с редакцией. Ему предстояло написать статью, смысл которой оставался не вполне ясен ему самому. Из редакции ему сообщили о результатах последней экспертизы по опознанию обугленного трупа в «рено». Полицейские эксперты обратились к дантисту Жан-Габриэля Эрналя, и тот, после сравнения карточек протезирования с челюстью трупа, категорически опроверг то, в чем до сих пор почти все были убеждены. Заживо сгоревший человек был не Жан-Габриэлем Эрналем, а другим клиентом того же дантиста: Тони Лафо.
Глава седьмая
На следующее утро Бруно позвонил Фабрису Фонтеню и осведомился о впечатлении актера от того, что газеты назвали «сюрпризом трупа».
Естественно, ответила Маги.
— Мсье Фонтень уже знает новость?
— Да, мы слышали об этом вчера вечером по радио.
— Какова его реакция?
— Как и у всякого актера.
— А кроме того?
— Он сказал: «То, что меня смущало в первой версии о Тони как убийце Эрналя, так это слишком тщательная для любителя проработка мизансцены. Смена ролей расставляет все по своим местам!»
— И что дальше?
— Он отправился спать.
Журналист больше не настаивал.
Теперь Бруно находился в кабинете инспектора Соважона, на набережной Орфевр. Полицейский пригласил его расспросить о поведении владельцев «Автомата».
— Я не заметил ничего особенного, — заявил журналист. — Никакой напряженности между ними… но должен уточнить, что никогда прежде не видел их вместе…
Внезапно Бруно вспомнил одну деталь.
— Ах, да! Во время интервью мы находились в гостиной на втором этаже, внезапно вошел Тони Лафо… так, будто хотел застать нас врасплох. Он пришел за книгой, но у меня было совершенно четкое впечатление, что это только предлог. Впрочем, Эрналь не придал тогда никакого значения. Во всяком случае, он обошелся без комментариев.
— Если я правильно понял, Тони Лафо мог проявить признаки… зависти?
Слово рассмешило журналиста.
— Да, можно назвать и так! Несколько позже, когда я уходил, Лафо демонстративно меня проигнорировал. Он явно был раздражен.
— Как вел себя во время интервью Эрналь?
— Отлично… раскрепощен, уравновешен. Он несколько возбудился, вспоминая съемки фильма и, как мне показалось, очень радовался повторной демонстрации фильма в кинотеатре. Он даже при мне позвонил на ОРТФ, чтобы попросить показанную по телевидению копию, считая ее единственным полным экземпляром. Это все, что я могу рассказать…
— Не густо, — заметил Соважон, доставая свою трубку.
— Да, можно представить Тони убийцей Эрналя, обратное мне кажется маловероятным.
— Почему?
— Впечатление. Лафо явно был нервозным, легковозбудимым типом, к тому же мы знаем, что он был завистлив и ревнив. Предположив, что Эрналь хочет порвать с их… партнерством…
Инспектор жестом остановил Бруно.
— В любом случае сегодня несомненно одно — в машине сгорел Лафо.
— Причем с бумагами Эрналя, ибо это вызвало ошибку в опознании. Машина была на чье имя?
— Эрналя.
— Значит, неудивительно, что в бортовом ящичке был найден бумажник владельца машины. Итак, преступление или самоубийство?
— Лишь Эрналь может ответить на этот вопрос. Мы объявили его розыск…
Дверь кабинета приоткрылась, позволяя увидеть высокий силуэт инспектора Дельмаса.
— Надо же, старина, — начал он и тут увидел стоявшего спиной Бруно.
— Извини, я думал, ты один, — запнулся он, собираясь удалиться.
— Останься, — сказал Соважон, — и пожми руку своему большому другу!
Бруно удивленно обернулся и узнал Дельмаса. Он тотчас понял шутку Соважона и не смог скрыть свое смущение. Но Дельмас подошел и улыбаясь протянул руку.
— Я простил бы скорее то, что вы выдали себя за одного из моих друзей, чем утверждения об убийстве Франсуазы Констан.
— Но я уверен, что ее убили, — запротестовал Бруно. — Франсуаза Констан, Тони Лафо, оператор…
— «Фильм-убийца!» — насмешливо процитировал Дельмас.
— Уверяю, что со мной согласно большинство читателей, — заметил Бруно.
— Ваша теория безосновательна. Тони Лафо не участвовал в фильме своего партнера… Более того, он встретился с Эрналем лишь в 1965 году.
— Откуда вам это известно? — подозрительно спросил журналист.
Но тотчас поправился и, улыбаясь, добавил:
— Если вы можете сказать, не разглашая служебных секретов.
— Очень просто, от семьи Лафо, — сообщил Дельмас.
— Я вчера встретился с Фабрисом Фонтенем, — признался Бруно. — Он тоже не верит, что между тремя трагедиями существует связь…
— И это мнение имеет к нам прямое отношение! — подметил Соважон.
— Есть вещь, волнующая меня, но на которую никто не обращает внимания, — продолжал Бруно.
— Мы слушаем вас, сын мой, — сказал Соважон, скрестив руки.
Но журналист не рассмеялся.
— Почему нет больше ни одной копии фильма? В чьих интересах было их уничтожать?
— Эрналь, — неубедительно предположил Дельмас.
— Почему он? Почему не кто-то другой?
— Этим мы и занимаемся! — поднимаясь, ответил Соважон. — Благодарю вас за визит.
— А если я это выясню? — вызывающе спросил Бруно.
— Если вы выясните что? — переспросил пожилой инспектор.
— Выясню, кто уничтожил копию фильма и почему…
— Тогда мы назначим вас помощником шерифа! До свидания!
С мрачным видом Бруно пожал руки инспекторов и вышел из комнаты.
Мгновение спустя он уже сидел в своей машине и мчался к авеню Гобелин.
— Опять вы? — воскликнула мадам Биссман, одетая все в тот же пеньюар.
— Вчера я забыл кое-что у вас спросить…
— Что же? — все с той же иронией спросила она, прислонившись к стене и скрестив руки.
Всем видом мадам Биссман показывала, что настроена на продолжительную беседу. Бруно больше не пытался предложить пройти к ней, может быть, мужчина, назвавший ее накануне Мариз, был еще там? Он решил, что ей просто удобнее поболтать на лестничной клетке из желания быть замеченной с молодым человеком…
— Мне нужно фото вашего мужа.
— Ах, это! — удивилась она, беря в свидетели воображаемую публику.
— Я работаю во «Франс Пресс».
— Не читаю газет, не люблю читать.
— Я делаю репортаж о фильме, недавно показанном по телевидению, где ваш муж участвовал как звукорежиссер.
— «Скажите, что мы вышли», — быстро откликнулась женщина, будто участвовала в конкурсе. — Я его видела, у меня есть телевизор. Мне он не понравился. Девушки все время в одних и тех же платьях, и я так и не поняла сути. Но вы здесь ни при чем, — вежливо добавила она.
— Этот фильм имел огромный успех.
— Люди сошли с ума! — доверительно сообщила она своей таинственной публике.
— Мой главный редактор заказал статью о всех участниках съемок, актерах и техниках, по возможности сопроводив ее фотографиями. Теперь вы знаете все.
— Да, — спокойно ответила она, не шевельнувшись.
— Мне необходимо фото мсье Биссмана, — нетерпеливо продолжал Бруно. — У вас не найдется одного-двух снимков?
— Разумеется, найдутся.
— Я обещаю вам их не потерять, — уточнил журналист, заставляя женщину решиться.
— Но я не знаю, имею ли право дать их вам! Муж может быть недоволен.
— Наоборот, — с шаром возразил Бруно. — Он будет польщен.
— Если у него теперь другая профессия, это может его скомпрометировать…
— Или поднять его престиж.
— Престиж! — повторила она, будто не поняла значения слова.
Тем не менее не сдвинулась с места.
— Итак, да или нет?
— Уж очень вы упорны, а? — воскликнула, улыбнувшись, женщина.
— Пожалуй, да.
— Заметьте, вы правы. Доказательство: я сейчас принесу их, эти фото.
«Уф…» — мысленно выдохнул Бруно.
Мгновение спустя он вышел на улицу, предварительно сунув в карман фото Биссмана. Квадратное лицо, мясистые губы, горбатый нос.
«Прекрасное лицо для злодея», — подумал журналист о фотографии.
На колокольне Сен-Медар пробило полдень.
* * *Полдень был и на бульваре Распай, 232, где Фабрис Фонтень только что с трудом открыл глаза. Казалось, он в угнетенном состоянии. Перед тем как лечь спать, он много выпил, но причиной состояния был не алкоголь. Вначале Фабрис отнес это на отсутствие женщины рядом с ним, — впервые за долгое время он спал один. Затем события предыдущего дня всплыли из потаенных уголков его памяти: беседа с корреспондентом «Франс Пресс» и новость, услышанная им по радио. Наконец-то Фабрис понял, почему он настолько разбит.
